Выдающийся ученый Николай Ядринцев познакомил великого русского поэта Николая Некрасова с жизнью казахского народа

Сфабрикованное дело

Николай Михайлович Ядринцев хорошо известен как видный деятель русского революционного движения, публицист и исследователь, а также как один из основоположников идеологии сибирского областничества. Эта идеология во многом основывалась на трудах выдающегося историка Николая Костомарова, в которых последовательно разрабатывалась так называемая федеративная теория. Костомаров считал, что к федерации стремилась еще Древняя Русь, а потому исторически основой внутреннего устройства российского государства являлся «федеративный дух, слагавший русские земли на правах самобытности каждой из земель в связи с другими».

Ядринцев был одним из тех, кто развивал федеративную теорию применительно к условиям Сибири. Известно, что областничество как общественно-политическое движение не было однородным, в нем ярко выделялись околонародническое и либеральное крылья. Несмотря на различие практических методов, ключевое положение областничества как идеологии – основой российского федерализма могут выступать не только национальные, но и областные автономии, берущие свое начало от местных отличительных особенностей, – оставалось для их представителей неизменным.

Разумеется, планов отделения Сибири от России Ядринцев не вынашивал. Историк Сергей Пархимович, много лет изучавший наследие ученого, справедливо указывал, что будущее Сибири он видел только в составе России на правах автономии. Однако в глазах тогдашних идеологов самодержавия идея федерализма и народного самоуправления уже сама по себе являлась тягчайшим преступлением.

Прокламации «Сибирским пат­риотам» и «Пат­риотам Сибири» послужили царской администрации прекрас­ным поводом для фабрикации дела о сибирском сепаратизме. Всего за 1865 год были арестованы 59 областников, которым вменялось авторство и хранение прокламаций, призывающих к смене государственного строя, и уже упомянутая попытка образовать в Сибири республику. Много позже Ядринцев расскажет, что к созданию прокламаций он не имел никакого отношения, в чем может убедиться и современный читатель, сопоставив действительно принадлежащую перу Николая Михайловича статью «Сибирь в 1-е января 1865 года» с текстами приписываемых ему воззваний.

То, что дело о сибирском сепаратизме было сфабриковано царскими чиновниками, можно понять из духа обстоятельной статьи о Ядринцеве историка революционного движения Михаила Лемке, написанной для словаря Брокгауза и Ефрона. Тем не менее по сей день встречаются публикации, где Ядринцева называют фактическим автором обоих воззваний. Авторы подобных публикаций, по сути, зеркально воспроизводят фальсификации царских чиновников, приписывавших русским революционерам преступления, которых они никогда не совершали. Ведь сам Ядринцев свидетельствовал, что и в 1865 году, и позднее он руководствовался исключительно «искренним желанием блага нашей забытой родине» и «мечтою... ее просвещения, гражданского преус­пеяния», что воплощалось в идеях «нового гласного суда, земства, большей гласности, поощрения промышленности, большей равноправности инородцу».

Надо полагать, что именно эти высокие идеи вызвали пристальное внимание Ядринцева к судьбе казахского народа, с которым он был связан с детских лет – ро­дился Николай Михайлович в Омске. Трудно переоценить значение его трудов, посвященных истории Центральной Азии. Научному сообществу хорошо известен тот факт, что именно Ядринцеву принадлежит приоритет в открытии древней монгольской столицы Каракорум, а также первая попытка дешифровки орхоно-енисейской письменности. Под псевдонимом Н. Семилужинский он опубликовал в пятом номере газеты «Дело» за 1868 год статью «Чокан Валиханов и культурные взаимосвязи народов», посвященную памяти великого казахского ученого. Ошибочно называть эту статью некрологом, ведь наибольшее внимание в ней Ядринцев уделяет не столько личности Валиханова, которого называет «самым образованным из казахов», сколько современному положению и историческому прошлому его родного народа.

«Казахский народ – народ глубоко поэтический, – писал Николай Михайлович. – Замечательно, что пастушеские народы особенно любят поэзию и богато проявляют ее в сказках, преданиях, песнях, поэмах и балладах... А каким бы оригинальным блес­ком мог засветить гений этого народа в русской литературе».

В поисках письма

И вот тут нам вновь следует обратиться к личности Николая Алексеевича Некрасова. Великий русский поэт и виднейший журналист своего времени, вокруг которого группировались передовые писатели России, вряд ли нуждается в представлении. Но мало кто знает, что издательская деятельность Некрасова послужила в свое время определенным катализатором развития казахско-русских литературных связей. Мы говорим о сборнике «Физиология Петербурга», который ознаменовал собой окончательное утверждение в русской литературе такого специфичного жанра, как физио­логический очерк. Именно в этом жанре создал свои посвященные Казахстану произведения знаменитый лексикограф и писатель Владимир Даль,
который также принял участие в сборнике и направил Некрасову очерк «Петербургский дворник». Влияние творчества писателей, напечатавшихся в «Физиологии Петербурга» и выработавших основные идеи так называемой натуральной школы, на более поздние казахстанские очерки и повести Даля несомненно.

Украинский литературовед Дмитрий Чалый справедливо утверждал, что поэзия Некрасова «органически связана с культурой других народов, входивших в сос­тав бывшей Российской империи. Поэтическое слово великого русского художника способствовало пробуждению и развитию социального и национального самосознания демократических слоев угнетенных народов, чувства личности, развивало их эстетический вкус, их самобытный литературный талант».

Отечественным читателям хорошо известно то влияние, которое творчество Некрасова оказало на формирование мировоззрения великого Абая. К личности поэта неоднократно обращались в своих произведениях многие казахские писатели. Все это натолкнуло нас на мысль: быть может, связь Некрасова, опубликовавшего в «Отечественных записках» дневник Ядринцева, с нашей страной куда более тесна? Напомним, что этот дневник Ядринцев вел по пути из Омска в Шенкурск, и в нем сохранился ряд интерес­ных для историков и этнографов описаний Омского острога и пейзажей самого города, а также ценные свидетельства о взаимоотношениях между казахским и русским народами. Следовательно, если решение о публикации ядринцевской рукописи принял непосредственно Некрасов, то именно ему принадлежит заслуга в ознакомлении читающей публики России с этими подробностями жизни казахской степи. Но чтобы иметь право на такие заявления, необходимо разыскать полный текст письма Ядринцева.

В нашей личной библиотеке имеется небольшая книжечка ведущего советского некрасоведа Владислава Евгеньева-Максимова «Некрасов в кругу современников», изданная в Ленинграде в 1938 году. Было решено начать поиски именно с нее. И сразу же – несказанная удача. В статье «Революционные связи и знакомства Некрасова» Евгеньев-Максимов писал: «В 1871 г. к Некрасову адресовался... находившийся в политической ссылке писатель-областник Николай Михайлович Ядринцев. ... Он написал Некрасову письмо, в котором нашли себе отражение как переживания, типичные для политзак­люченных 60–70-х годов, так и яркая оценка русской пореформенной деятельности». Далее исследователь указывал, что до сих пор письмо Ядринцева нигде не публиковалось, и приводил несколько наиболее характерных выдержек из него. Из книжки Евгеньева-Максимова мы узнали и то, что письмо это сохранилось довольно-таки случайно, ведь большую часть своей корреспонденции Некрасов, постоянно находившийся под пристальным надзором жандармов, вынужден был уничтожать. А скромный, по меркам советского времени, тираж книги в 5 300 экземп­ляров объяснял, почему даже приведенные в ней фрагменты ядринцевского письма оставались малоизвестными для читателей. Это обстоятельство еще сильнее подогревало интерес обнаружить полный текст письма и – если удастся – какие-либо иные материалы, свидетельствующие о взаимоотношениях Ядринцева и Некрасова.

Советское литературоведение совершило подлинный научный подвиг, очистив биографию и творчество великого поэта от фальсификаций, клеветничес­ких измышлений его врагов и цензурных искажений. Последнее требовало от специалистов поистине титанических усилий, ведь во всей русской литературе не отыщешь, пожалуй, писателя, который страдал от царской цензуры так же, как Некрасов, Герцен и Салтыков-Щедрин. Значительным вкладом в восстановление жизненного и творческого облика поэта стали три посвященных ему тома «Литературного наследства» – фундаментальной научной серии АН СССР. Во втором томе, где впервые публиковались многочисленные материалы из переписки Некрасова, нам наконец удалось обнаружить искомое письмо Ядринцева, полный текст которого опубликовал и прокомментировал Евгеньев-Максимов.

В нем ученый сообщал, по какой причине решил отправить свою рукопись именно Некрасову: «Это я делаю потому, что в Вас я надеюсь встретить наиболее справедливую оценку моего труда, а во-вторых, я надеюсь на Ваше заступничество пред редакцией «Отечественных записок», которая может слишком строго отнестись к моим простым запис­кам». Необходимо помнить, что некрасовский журнал, по словам литературоведа Николая Степанова, был «влиятельным органом демократической мысли», а потому решение Ядринцева послать рукопись в «Отечественные записки» можно объяснить также схожестью идейных позиций.

«Из моих материалов я желал бы познакомить теперь с моим дневником, веденным в 1868 г. по этапному тракту, – писал Николай Михайлович. – Я заносил прямо все, что поражало меня, и те размышления, которые вызывала жизнь. ... При моем способе путешествия можно было видеть подкладку жизни и обратную сторону медали. Пришлось испытать на собственной шкуре то, что испытывает простой человек ежедневно. Можно было видеть Россию так, как она есть».

Из комментариев Евгеньева-Максимова следовало, что ру­копись Ядринцева под названием «История одного странствия» была опубликована Некрасовым в двенадцатом номере «Отечественных записок». Изданные в третьем некрасовском томе «Литературного наследства» гонорарные ведомости журнала позволяют узнать, что текст Ядринцева был одним из самых объемных (2⅜ листа) и высоко оплачиваемых (142 рубля) материалов номера. Стоит отметить, что данная ведомость составлена рукой Нек­расова, то есть формированием номера и выплатой гонораров авторам занимался именно он. О подобной практике в редакции «Отечественных записок» свидетельствуют не только иные ведомости, которые готовил поэт Николай Курочкин, сформировавший шестой и седьмой номера журнала за 1871 год, но и воспоминания писателя Григория Мачтета. Следовательно, вопрос о том, кто принял решение опуб­ликовать рукопись Ядринцева, можно считать решенным.

Что было дальше?

Однако на этом взаимоотношения Николая Михайловича с Некрасовым и редакцией «Отечественных записок» не закончились. В своей автобиографии он указывал, что в 1874 году приехал в Петербург и «не имел никакого обеспечения, явился раз к Некрасову в «Отечественные записки», но встретил вежливый, но сухой прием. Мне предлагали принести статьи для образца, между тем я написал уже книгу («Русская община в тюрьме и ссылке». – Прим. авт.), которая произвела свое действие. Даже Елисеев, редактор «Отечественных записок», не знал моей книги о Сибири». Очевидно, что разговор в редакции Ядринцев имел не с Некрасовым, а именно с Григорием Елисеевым, который ведал в журнале отделом публицистики. Ведь два года спустя, когда ядринцевские тексты попали к самому Некрасову, они были довольно-таки быстро опубликованы в 8-м и 12-м номерах «Отечест­венных записок» за 1876 год. Правда, для этого потребовалась протекция Салтыкова-Щедрина, однако взаимоотношения Ядринцева с великим русским сатириком настолько глубоки и интересны, что требуют отдельного рассмот­рения. Этой теме мы планируем в будущем посвятить самостоятельную статью.

Процесс разыскания ядринцевских текстов также привел нас к интереснейшей статье Клары Бикбулатовой «К вопросу об историзме творчества Некрасова (поэма «Дедушка»)», опубликованной в третьем выпуске «Нек­расовского сборника», который вышел в 1960 году. В своей статье Бикбулатова сообщала, что при работе над поэмой «Дедушка», посвященной декабристам, Нек­расов пользовался тремя типами исторических источников: официальными документами того времени, статьями Герцена и Огарева и художественными произведениями, мемуарами, письмами декабристов, членов их семей и исследователей их дела. В числе источников треть­его типа Бикбулатова указала статьи «Исторический очерк русской ссылки в связи с развитием прес­туплений» и «Колонизацион­ное значение русской ссылки», опубликованные Ядринцевым в 1868 году.

Эта, казалось бы, незначительная информация позволяет нам сделать три важных вывода. Во-первых, заочное знакомство Некрасова с Ядринцевым состоя­лось в промежуток между 1868 и 1870 (год написания поэмы «Дедушка») годами. Во-вторых, для истории русско-казахских литературных отношений крайне значим тот факт, что труды Ядринцева, большого друга и исследователя истории казахского народа, оказали влияние на создание поэмы, которая не только открывала декабристский цикл Некрасова, но и являлась, по сути, одним из первых крупных произведений русской литературы, стремящихся осмыслить декабрьское восстание. В-третьих, мы можем утверждать, что благодаря Ядринцеву Некрасов пусть и фрагментарно, но ознакомился с особенностями жизни казахской степи в период колонизации, которые описывались в статье «Колонизационное значение русской ссылки».

Приведенные нами малоизвестные данные свидетельствуют о том, с каким трепетом и вниманием относились к судьбе прос­того человека передовые люди Российской империи. И недаром Ядринцев писал в одном из своих стихотворений: «Рано Русь схоронила певца,⁄Рано смолкли навек его песни...⁄О, проснися, Некрасов, воскресни!⁄Ты не все еще спел до конца...» Увы, Николаю Михайловичу не довелось дожить до того момента, когда стихи народного заступника зазвучали на казахском языке. Но в том, что это значимое событие несказанно бы его обрадовало, сомневаться не приходится.