Исполнилось 130 лет со дня рождения выдающегося казахского поэта Сабита Донентаева

В определенном смысле эта ситуация вызвана не раз поднимаемой нами проблемой переизданий, ведь академическое собрание сочинений Сабита Донентаева вышло почти семьдесят лет назад, в 1957 году. Увы, ни одного издания, способного конкурировать с этим по массовости тиража и полноте содержания, за годы независимости так и не появилось. Сегодня стихи Донентаева можно найти лишь в антологиях, где он крайне скупо представлен по сравнению с другими писателями-демократами. Стоит ли говорить, что подобное отношение к творчеству крупного поэта никак не соответствует величине его литературных заслуг?

Тоскуя по детству

Как это часто бывает, жизненный путь Сабита Донентаева, ставшего свидетелем крупнейших исторических событий эпохи, предопределил идейную устремленность и основные мотивы его творчества.

«Я с матерью был рано разлучен⁄И вдоволь молоком не напоен.⁄Я слабым был и бледным был с лица,⁄Но не держался за чапан отца.⁄В день праздника не смел я и не мог⁄Переступить у белых юрт порог;⁄Держать мне в скудном детстве не пришлось⁄Румяных жирных баурсаков горсть», — писал поэт в стихотворении «Незабываемое», вспоминая свои детские годы.

Безрадостная бедняцкая доля, все «прелести» которой Донентаев изведал с малолетства, наложила свой отпечаток на все его дальнейшее творчество. При этом, что характерно, встречаясь со все новыми формами социального гнета, поэт в своих ранних произведениях явно идеализировал детство как время, когда объективные противоречия в обществе не замечаются, люди кажутся равными друг другу и мир представляет собой некую безмятежную идиллию. В этом плане наиболее характерным является стихотворение «Тоскуя по детству», которое, на наш взгляд, является ярким примером той литературы, которую в конце 30-х годов XX века назовут эскапистской. Среди литературоведов нет единой точки зрения на вопрос, можно ли рассматривать эскапизм как самостоятельное направление, однако большинство из них сходится во мнении, что суть его заключается в сознательном бегстве автора в так называемые «вторичные миры», создаваемые воображением и основывающиеся преимущест­венно на воспоминаниях о прошлом, то есть в отходе от действительности, выражаемом через мысли, чувства и действия литературных героев.

В творчестве казахских писателей эскапистские мотивы начали звучать в то время, когда стал очевиден кризис просветительских идей как «столбовой дороги» отечественной литературы, произошедший в начале XX века. Выполнив свою историческую задачу, они неизбежно должны были сойти с арены, так как уже не могли объяснить основные противоречия эпохи в кардинально изменившихся политических и социально-экономических условиях. Надо сказать, что нечто подобное уже происходило с представителями сложившегося в середине XIX века литературного направления «зар заман» – «эпохи скорби», которые не смогли оценить прогрессивное на тот момент значение зарождающихся в Казахстане капиталистических отношений и в своем творчестве противопоставили им идеализированное прошлое. Восприятие такими поэтами окружающей их действительности, спасения от которой они искали в мире собственной фантазии, лучше всего выразил Шортанбай Канайулы: «Жизни тяжелой нет конца...⁄Скоро ль и свету придет конец?»

Подобно своим предшественникам, писатели, стоявшие на просветительских позициях, к которым тогда принадлежал Сабит Донентаев, оказались на перепутье: их прежние идеи воспринимались уже как закостенелая архаика, а понять и принять новые они еще не мог­ли. Отсюда и появились, к примеру, стихи Шангерея Бокеева, пропагандирующие бегство от «мира обманного».

Впрочем, Донентаев довольно быстро понял, что если отход от действительности и казался кому-то формой социального протеста, то на деле таковым совсем не являлся. На наш взгляд, устоявшееся в литературоведении мнение, будто Донентаев стоял на просветительских позициях вплоть до установления советской власти в Казах­стане, после чего внезапно стал «воспевателем наших дней», нуж­дается в серьезной корректировке. Дело в том, что Донентаев действительно был одним из «последних рыцарей» просветительства, сохраняя верность его идеям даже после того, как события первой русской революции, ставшие катализатором коренных пре­образований в культурной жизни казахской степи, привели к утрате ими прежнего значения.

Характерной чертой просветительства, как справедливо отмечал Мухтар Магауин, была исторически обусловленная неспособность его представителей «раскрыть суть социальных проб­лем современного им строя». Именно поэтому ведущей темой произведений казахских писателей начала XX века становится активная борьба за лучшее будущее. И стихи Сабита Донентаева 1914-1915 годов свидетельствуют о коренном переломе в его мировоззрении. Ни он, ни его лирический герой уже не бегут в мир якобы безоблачного детства, а пытаются осмыслить противоречия современности. Этой теме посвящено знаменитое стихотворение «Время чье?», в котором Донентаев поднимается до художественного обобщения социальных явлений и ставит ребром вопрос о положении бедняка в обществе. Если в ранних стихотворениях Донентаев отображает преимущественно собственный жизненный опыт, то в зрелых он обращается уже к судьбе всего народа, соотнося с ней и свою судьбу. Социальные противоречия больше не пугают поэта, он не погружается в уныние и не прячется в картинах фантазии, а смело смотрит вперед.

Перекрестие эпох

Первый сборник стихов Донентаева «Уақ-түйек» вышел в Уфе в 1915 году, что свидетельствует о глубоких литературных связях между казахским и башкирским народами. Год спустя был опуб­ликован печально известный указ Николая II о мобилизации казахов на тыловые работы, и поэт был направлен сперва на экибастузские шахты, а затем – под Ригу, где вместе с соотечественниками рыл траншеи на прифронтовой полосе. Вернуться в Казахстан Донентаев смог лишь после Февральской революции, которую встретил восторженно. Об этом свидетельствует яркое стихотворение «Свобода». Подвиг восставшего и покончившего с царизмом народа поэт изображает аллегорически: «Пытавшийся мир проглотить дракон⁄Погиб с на­деждой черной своей.⁄И тот, кто с драконом в борьбе сражен,⁄Собой пожертвовал за людей».

Разумеется, айдахар – традиционный образ устной казахской литературы, извечный противник героев-батыров, и использование этого образа для обозначения самодержавия вполне естественно, ведь воспитывался Донентаев именно на фольклоре. В то же время уподобление дракону царской власти было характерно и для русской поэ­зии. Достаточно вспомнить написанное в 1906 году знаменитое стихотворение Степана Петрова-Скитальца «Тихо стало вокруг...», в котором есть такие строки: «Задохнется дракон под железной рукой,⁄Из когтей он уронит свободу.⁄С громким, радостным криком могучий герой⁄Смрадный труп его бросит народу». Этот занимательный факт сходства художественных приемов и творческих мотивов лишний раз подтверждает, что, «вчитываясь в национальных поэ­тов, убеждаешься в их духовном родстве – так много общего в их мыслях и чувствах, в идеа­лах и вере в будущее, убеждаешься, что это общее присуще и самим народам». Так писал в статье «Свет исполнившейся мечты» литературовед Мухамеджан Каратаев.

Вместе с тем нельзя не сказать, что в период Февральской и Октябрьской революций Сабит Донентаев переживал определенные идейные шатания. Давали о себе знать все прежние противоречия его мировоззрения. Свою роль играла и сама эпоха, на глазах менявшая традиционный уклад жизни людей и неизбежно трансформировавшая их сознание. Что это значило для поэта? В сущности, только одно – коренную перестройку собственной творческой работы. А ведь решиться на нее, как свидетельствует история литературы, и удачно ее осуществить способен далеко не каждый. Потому в высшей степени справедливы слова Марины Цветаевой: «Ни одного крупного поэта, у которого после Революции не дрогнул и не вырос голос, – нет».

Как известно, некоторое время Донентаев поддерживал партию «Алаш», разделяя ее политику и основные идеи по ключевым вопросам. В Семипалатинске он проявил себя как видный общест­венный деятель и часто принимал участие в митингах. Однако вскоре после Октябрьской революции Донентаев полностью перешел на сторону большевиков, с чьей партией он теперь связывал надежду на улучшение жизни казахского народа. Можно по-разному относиться к идейной позиции поэта, но ради исторической правды нужно признать, что в творческом отношении именно советский период его литературной деятельности был наиболее плодотворным. Силы для своей поэзии он начал находить в самых, казалось бы, прозаических вещах: ликбезе, судебных заседаниях и нескончаемых поездках по аулам вместе с агитбригадами.

Оружием сатиры и публицистики

С именем Сабита Донентаева неразрывно связано развитие казахской сатиры. Литературовед Валерий Кирпотин писал, что сатира не может быть названа ни жанром, ни видом, ни родом литературы, а является «особой окраской всех жанров, окраской не формальной, а содержательной, обусловленной определенной точкой зрения, отношением к действительности, критикой и в особенности силой, интенсивностью критики действительности». Убедиться в этом позволит даже самый поверхностный обзор казахской литературы, ведь сатирические мотивы можно найти в творчест­ве едва ли не каждого отечественного писателя.

Сабит Донентаев впервые обратился к сатире в 1915 году, широко известны его стихотворения «Заболевший лев», «Жаворонок» и «Серому псу», написанные под влиянием великого русского бас­нописца Ивана Крылова. Для советской казахской литературы значение Донентаева-сатирика можно сравнить со значением Владимира Маяковского и Демьяна Бедного – для русской, Остапа Вишни – для украинской и Кондрата Крапивы – для белорусской литературы. Не будет преувеличением сказать, что поэт стоял у истоков советской сатиры как таковой. Ее наиболее характерной чертой было, по словам литературоведа Есмагамбета Исмаилова, «утверждение нового через разоблачение старого, отжившего». Такое понимание сатиры не было «выдумкой» революционной эпохи, оно восходило прямиком к Михаилу Салтыкову-Щедрину, писавшему: «Вторжение новой жизни собственно в нашу литературу... выразилось в форме сатиры, которая провожает в царство теней все отживающее».

Прием противопоставления Донентаев активно использовал во многих произведениях, не скрывая своих симпатий и антипатий. К примеру, построенное в форме диалога стихотворение «Бай и комсомолец» дает литературным героям возможность самим выразить собственную позицию, и читатель, не чувст­вуя присутствия автора, как будто наблюдает за спором очеловеченных социальных миров – старого и нового. Вместе с Беим­бетом Майлиным и Ильясом Жансугуровым Сабит Донентаев закладывал традиции советской казахской сатиры, которые в будущем развивали молодые писатели. То, что в республике появился такой журнал, как «Ара», – во многом историческая заслуга литераторов первой половины XX века. Доживи Донентаев до того дня, когда журнал начал выходить в печать, он наверняка бы поставил свою подпись под «Словом к читателю», которое как нельзя точно соответствовало его собственному поэтическому кредо: «Я хочу, чтобы мои сатирические стрелы без промаха поражали бюрократов и очковтирателей, занятых бездельников и чинуш, плодящих резолюции, клеветников и носителей пережитков, подхалимов и хапуг. Им не должно быть места в трудовой семье советских народов…»

Крайне любопытным представляется нам написанное в 1927 году стихотворение Донентаева «Довольны тобой». Во всей советской поэзии найдется не так уж много произведений, посвященных Февральской революции. Ее художественное отображение зачастую происходило так, как писал Валерий Брюсов: «И после гроз войны жестокой⁄Был Октябрем сменен Февраль». Так же и для Донен­таева, судя по последней строфе его стихотворения, «Февраль семнадцатого года был верным шагом к Октябрю». Подчеркивая преемственность революций, поэт напоминает читателю о громадном положительном значении свержения царизма, хотя и соглашается при этом с его половинчатым характером. В стихотворении «Довольны тобой» ясно ощущается тяготение Донентаева к сохранению исторической правды о тех эпохальных событиях, на которые было столь щедро начало XX века.

Невозможно обойти стороной и публицистическую деятельность писателя. Донентаев был одним из первых, если не, собственно, первым писателем, кто взялся за теоретическое осмысление опыта казахской журналистики. Поэт и сам немало сделал для ее расцвета, вместе с Ильясом Жансугуровым открывая доселе неведомый жанр фельетона и активно выступая на страницах газеты «Қазақ тілі». Сатирический талант Донен­таева проявил себя в таких произведениях, как «Беркут подвел», «Лишь бы было оформлено в Загсе» и «Оба были правы». Нелишним будет отметить, что на русский язык их блестяще перевел один из основоположников жанра научной фантастики в литературе нашей страны Василий Ванюшин.

Вместе с тем Донентаеву хотелось передать свой опыт начинающим журналистам. С этой целью он пишет свои теоретические работы «Учеба – не игрушка», «Как могут корреспонденты стать ближе к нуждам крестьян» и «Как надо писать корреспонденции». Конечно, советы, которые в них давал поэт, сегодня кажутся упрощенными, недостаточно глубокими. Пропис­ной истиной представляются нам такие слова: «Грамотные люди, особенно корреспонденты, если они регулярно читают газеты и активно участвуют в общественной жизни, должны знать, о чем следует писать». Однако важно помнить, что речь шла о привлечении в газету талантливой молодежи, которая потянулась к знаниям и остро нуждалась в таких, как Донентаев, литературных учителях. Да и сегодня, когда витиеватость фразы зачастую подменяет глубину мысли, нам порой очень не хватает таких «простых, как правда» разговоров с любимыми писателями.

Творчество Сабита Донен­таева является одной из ярчайших страниц истории казахской культуры и заслуживает самого пристального к себе отношения. Разумеется, мы далеки от мысли, будто сразу же после прочтения этой статьи на полках книжных магазинов вдруг окажутся свежие издания стихотворений Донентаева и будут вмиг раскуп­лены все его сборники прошлых лет, до сей поры ждавшие своего часа где-нибудь в закромах у букинистов. И все-таки хочется надеяться, что мы сможем преодолеть свою расточительность и наконец воздадим должное тем, без кого немыслим был бы расцвет казахской литературы.